Рутгер Брегман:
добрый взгляд на человека

Рутгер Брегман — брутальное имя, миловидная внешность и душа правдоискателя. В 2014 выпустил книгу, в которой агитирует за безусловный базовый доход. Книжка имела успех. Вышла на русском под названием «Утопия для реалистов. Как построить идеальный мир». В прошлом году на экономическом форуме в Давосе Брегман смутил почтенную публику предложением обсудить прогрессивное налогообложение: низкие налоги для бедных, высокие — для богатых.

Запись всколыхнула соцсети и подняла Брегмана на волну популярности.

В том же 2019 году — новый бестселлер. Название в буквальном переводе с нидерландского: «Большинство людей хорошие. Новая история человека». Английский перевод опубликовали в начале 2020 под заголовком «Humankind. A Hopeful History». Брегман говорит: смотрите, какая странная штука — каждый из нас думает о других людях скорее плохо, а ведёт себя скорее хорошо. С обывательской точки зрения, никому доверять нельзя. Политики — лживые популисты, чиновники — продажные бюрократы, бизнесмены — алчные хапуги, учёные — злобные гении. На практике почти все люди такие же сострадательные, отзывчивые, альтруистичные, как ты (окей, кроме тех, кто засиделся во власти). Основное послание книги в нескольких фразах: социальная природа заточила человека на добро задолго до того, как возникла цивилизация; пора избавиться от вредного стереотипа о зверином нутре, которое томится под покровом приличия; давайте развивать общественные институты исходя из презумпции общей добропорядочности; человеколюбие — новый реализм!

Весь цимес, конечно, не в прекраснодушных абстракциях, а в убедительных исторических свидетельствах. (Брегман по образованию историк.) Если смотреть как бы в горизонтальной плоскости, то вся «Оптимистичная история» — это последовательный разбор вдохновляющих кейсов из разных сфер человеческой культуры. Раз за разом Брегман атакует так называемую «теорию лакировки»: расхожее представление, будто порядочность — лишь тонкий слой глазури, которым цивилизация прикрыла бесстыжего и беспощадного дикаря, именующего себя homo sapiens.

Несколько примеров.

Пример из литературы: человек человеку — (не) волк. Компания детей, оказавшись на необитаемом острове, быстро стряхивает с себя лоск благовоспитанности, распадается на враждующие группировки, травит и доводит до гибели самого безобидного. «Повелитель мух». Нобель по литературе, одно из самых влиятельных ever. Драматично, символично, но, как выясняется, не выдерживает испытания «практикой». Потому что есть реальная история шестерых подростков из Тонга. Незадачливые мореплаватели полтора года выживали на диком клочке суши посреди океана, но не озверели. Наоборот, парни проявили сплочённость, организованность, стойкость и заботу о слабом. И дело тут не в опровержении отдельно взятого литературного вымысла. «Повелитель мух» — идейный вдохновитель целого жанра индустрии развлечений: реалити-шоу. Базовая идея такая: стоит дать человеку повод, звериное нутро себя проявит. На поверку оказывается, что проблема не в способности человека лгать, изменять и враждовать, а в том, что происходит за кулисами шоу: науськивание, подначивание, спаивание участников. В итоге жертвой манипуляции оказывается зритель, которому «Повелителя мух» выдают за подлинную картину мира.

Пример из социальной психологии: (не)банальность зла. Исследование Стэнли Милгрэма (1963) и Стэнфордский тюремный эксперимент Филиппа Зимбардо (1971). Последний полностью себя дискредитировал, когда исследователи присмотрелись к архивам Зимбардо. Стэнфордский тюремный эксперимент — бессовестная фальсификация, основанная на грубой манипуляции участниками. В 2002 группа британских учёных откликнулась на просьбу телевизионщиков и попыталась воспроизвести эксперимент. Только в этот раз всё было организовано по научным стандартам беспристрастного наблюдения. В результате «тюремщики» не только не проявляли никаких садистских наклонностей, но и побратались с «заключёнными». Скучнейшее шоу быстро прикрыли. Тем не менее «фабрика грёз» продолжает вдохновляться эпохальным фейком Зимбардо.

С шок-машиной Стэнли Милгрэма история не такая однозначная. Ключевой вопрос: действительно ли участники эксперимента верили, что, нажимая на кнопку, подвергают испытуемого мучительному и даже смертельно опасному наказанию? В лаборатории Йельского университета, под контролем учёных? Оказывается, лишь немногим более половины (56%) участников безоговорочно верили, что «ученик» получает удар током. И главное — большинство тех, кто принимал притворные страдания «ученика» за чистую монету (62%), отказались идти до конца, то есть нарушили условие эксперимента увеличивать силу удара во что бы то ни стало. И это несмотря на многократные и категоричные требования «руководителя» продолжать! (Ещё один повод усомниться в методологической чистоте эксперимента.) Но как всё-таки быть с теми, кто проявил «рабскую покорность авторитету»? Ответ Брегмана — то, что Милгрэм интерпретировал как покорность, на самом деле было понятным желанием внести свой вклад в важное и полезное дело, каковым считается наука.

Пример из менеджмента: (ни) кнутом и (ни) пряником. Наука делового управления строится на предпосылке: чтобы продуктивно трудиться, людям — жадным и ленивым одновременно — требуются внешние стимулы. В начале двадцатого века Фредерик Тэйлор сколотил состояние на идее, что рутинные операции рабочих на фабрике, можно поверять секундомером. Вот группа работяг Бетлехемской сталелитейной компании занята погрузкой чугунных болванок. Выбираем самого крепкого («работник первого класса») — «Джон, а ну-ка, поднажми, посмотрим, сколько ты осилишь за час!» — включаем секундомер, умножаем показатель Джона на количество часов в смене. Ого, оказывается, рабочий, не будь он лодырем, мог бы грузить не двадцать с половиной, а сорок семь с половиной тонн чугуна за смену! Так родилась «научная организация труда и управления». Мы живём в эпоху торжества тейлоризма. Если человек ещё не успел почувствовать на себе всю мощь потогонной системы, его труд считается низкопродуктивным. В погоне за максимальной отдачей менеджмент кнута и пряника толкает «человеческий ресурс» к пределам физического и эмоционального истощения. И это только полбеды. Внешнее стимулирование может подрывать внутреннюю мотивацию, креативность и «моральные ориентиры» работников. Оплата за операции подталкивает хирургов чаще используют скальпель — чаще, чем необходимо. Бонусная система поощряет юристов с почасовой оплатой работать не лучше, а дольше. Плановые задания сотрудникам правоохранительных органов порождают халатность и преступный произвол. (Последнее — от себя; Брегман не упоминает о палочной системе.)

Оказывается, можно по-другому. Нидерланды. Человека зовут Йос де Блок. Некоторое время работал в совете директоров крупной клиники, где донимал коллег своими анархистскими идеями вроде «самоуправляемых коллективов». Йос де Блок верил в то, что специалисты не нуждаются в руководстве, что можно полагаться не на внешние стимулы и контроль, а на внутреннюю мотивацию и способность людей организовывать свой труд в небольших коллективах. Верил — и доказал. Бывший медбрат, де Блок основал систему патронажного ухода «Бюртцорг» (Buurtzorg). Предприятие начиналось с команды из четырёх медсестёр в Энсхеде — 150-тысячном городе у восточной границы Нидерландов. Сегодня оно насчитывает более восьми сотен подразделений по всей стране. Но, как пишет Брегман, «Бюртцорг» определяется не тем, что организация собой представляет, а тем, чем она не является.

Каждая команда профессионалов в составе «франшизы» обладает полной автономией: сама нанимает сотрудников, сама расписывает планы на неделю. Сотрудники де Блока не тратят время на бюрократию, которой пронизана вся остальная система здравоохранения. Они не расписывают свою работу по кодам страховых компаний. «Бюртцорг» не предоставляет код H126 («персональный уход»), код H127 («дополнительный персональный уход»), код H120 («специальный персональный уход») или код H136 («вспомогательный удалённый персональный уход»). «Бюртцорг» оказывает одну услугу — уход. А в увесистом гроссбухе страховщиков для неё выделен особый код: R002 — «Бюртцорг». Не имея HR-отдела, детище Йоса де Блока пять раз было признано лучшим работодателем в стране. Не вкладываясь в маркетинг, «Бюртцорг» удостоилась награды за лучший бренд. Организация, объединяющая 10 тысяч медработников, остаётся прибыльной в отсутствии финансового директора.

И так далее и тому подобное. Духоподъёмные истории, в которых ставка на доверие к людям сработала. Вдохновляющие призывы к переменам, которые где-то уже произошли. Больше участия граждан в местном самоуправлении — меньше коррупции и нищеты. Меньше уравниловки в среднем образовании — больше самостоятельности и раскрытия талантов. Меньше иерархии в бизнес-администрировании — лучше результаты. Больше уважения к осуждённым — меньше рецидивов. Всё это мне определённо нравится. Но вот какое дело…

У оптимиста-Брегмана есть своя тёмная сторона. Он скептически, чтобы не сказать пессимистически, относится к тому влиянию, которое на человека оказала, оказывает и — ещё не известно как! — окажет цивилизация. Грубо: жил-был первобытный охотник-собиратель, много двигался, хорошо питался, вволю отдыхал, проводил относительно спокойную жизнь в кругу небольшого числа сородичей, вступать в смертельные схватки с редкими чужаками не спешил. Потом чёрт дёрнул затеять земледелие — и понеслось: оседлость, скудное несбалансированное питание, постоянная угроза голода от неурожая, эпидемии вирусных заболеваний от домашних животных, собственность, неравенство, насилие, эксплуатация, репрессивные институты государства, патриархат, войны, войны, войны. И так почти все десять тысяч лет с начала сельскохозяйственной революции. А то, что мы ценим как блага цивилизации — сытость и комфорт, безопасность, долголетие, всеобщая грамотность — всё это результат бурного прогресса последних двух-трёх столетий. Небольшой в масштабах истории и ничтожный по меркам эволюции вида отрезок времени. И не факт, что светлая полоса, в которой нам посчастливилось родиться, не прервётся экологической катастрофой или мировой войной. Такой вот трезвый оптимизм.

Просто для протокола — я не разделяю этот полный укора взгляд на цивилизацию. Кажется, Брегмен увлёкся логикой противопоставления «человек естественный vs. человек окультуренный». В стремлении реабилитировать доисторического «дикаря», автор принялся развенчивать созданную человеком — противоестественную что ли? — культуру. Да, мы благоденствуем на костях наших менее везучих предков. И сами миримся с лишениями, которые будущим поколениям будут казаться неприемлемыми (количество смертей на дорогах, например). Вероятно, нужно обладать оптикой биолога, чтобы в перекосах культурной эволюции разглядеть тот динамический баланс выгоды и риска, который движет эволюцией биологической.