Дисклеймер. Все мои суждения о чужих книгах больше говорят обо мне, чем о книгах. Книга как человек: никогда не сводится ни к частной оценке со стороны, ни даже к авторскому замыслу.
Микаэль Ниеми. «Сварить медведя», перевод Сергея Штерна
Все почти хвалят эту книгу. Я стою в сторонке. Главная проблема этого текста вот в чём. В основе повествования реальный исторический персонаж. Вероятно, не самая выдающаяся, но знаковая личность в истории Швеции. Автор в этой личности видит магический кристалл, в котором отражаются и драма эпохи и некоторые вечные вопросы. Он хочет, чтобы и мы разглядели большое в малом. Но одновременно автор желает, чтобы аудитория его текста была шире, чем у издания формата ЖЗЛ. Поэтому история облекается в форму детектива — нет, ещё круче — детектива с элементами скандинавского нуара (Швеция же!). На выходе — неубедительный детектив с неуместным дидактическим уклоном.
Много хороших слов в адрес романа нашла Галя Юзефович. Красота в глазах смотрящего. Будь как Галя.
Джеффри Евгенидис. «А порою очень грустны», перевод Анны Асланян
Ох, это вот моё! Первая любовь, поиски веры и опыт депрессии — все три гарпии моей молодости в одном сюжете. Не то, чтобы описанные события прямо рифмовались с биографией. Сердце откликается на узнаваемость не действий, но мотивов. Очень импонирует это свойственное великим писателям волшебное умение осуществлять бесконтактную доставку эмпатии: сплести из слов живого персонажа, сохранить дистанцию, избегая прямых оценок, и, не выходя из-за кулис, дать читателю возможность узнать, принять и пожалеть себя в персонаже.
Майкл Поллан. «Как изменить сознание. Что современные исследования психоделиков открывают нам о сознании, смерти, зависимости, депрессии и трансценденции»
Об этом замечательном образце нон-фикшен сделал отдельную заметку. Слушал оригинальную аудиоверсию. К счастью (и изумлению), в этом году вышел русский перевод. Недорогая электронная версия есть на Литрес. Искренне рекомендую всем, кого интересует феномен человеческого сознания, в особенности его высшие, духовные, проявления.
Эндрю Ридкер. «Альтруисты», перевод Екатерины Романовой
Первоклассный роман. Реалистичное повествование без выкрутасов, ирония без цинизма. А главное — трезвое сострадание к простому человеку, добродетели которого мнимы, пороки небезусловны, а страдания неминуемы.
Стивен Пинкер. «Просвещение сегодня»
В этом году завершился титанический труд переводчиц, редакторов и издателей более ранней книги Стивена Пинкера, 1000-страничного опуса «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше». У самой свежей работы влиятельного интеллектуала — она еще не переведена на русский — два преимущества. «Просвещение сегодня» почти на треть короче и при этом охватывает не один аспект прогресса (снижение насилия), а целый спектр показателей: увеличение продолжительности жизни, распространение грамотности, успехи в борьбе с болезнями, голодом и бедностью, рост политических свобод, увеличение свободного времени. Под напором беспощадно щедрой статистики от Пинкера не остаётся ничего другого, как поверить, что живёшь в лучшем из миров, точнее, в лучшее время.
Дэвид Грэбер. «Долг: первые 5000 лет истории»
Захотелось наконец прочесть эту вещь, наделавшую шуму в своё время. Как и в случае с Пинкером, смущал объём текста: под 900 страниц в русском переводе. Выручила аудиоверсия немецкого издания. Грэбер большой умница, но плохо приспособлен под тот посредственный уровень интеллекта, который я готов выдвинуть ему навстречу. Читать-слушать действительно интересно, но резюмировать основные идеи — э-э-э, затруднительно. Как бы там ни было, Грэбер не только сделал захватывающий разбор глобальной истории долговых отношений, но потребовал «перепрошить» стереотипное понятие долга в массовом сознании. Пока мы верим в долг как сакральное обязательство, он остаётся инструментом эксплуатации и порабощения бедных богатыми. Долг — это обещание. Обещания принято выполнять, но не принято требовать, чтобы обещавший вкупе с его наследниками выполняли обещанное любой ценой при любых обстоятельствах.
3 сентября 2020 Дэвид Грэбер скоропостижно скончался во время отпуска в Венеции. Дэвид будет долго жить в своих книгах.
Хартмут Роза. «Неподконтрольность»
Сто двадцать страниц рафинированных умозрительных построений, скрытых под этой скучной обложкой, читатели характеризуют не иначе как «социологический триллер, от которого не оторваться». В немецкоговорящем культурном ареале влияние, исходящее от философствующего социолога Хартмута Розы, распространяется далеко за пределы академических кругов. Полная безвестность автора в России должна вызывать требовательное недоумение и деятельную обеспокоенность. Ау, есть тут кто?
Распространятся о содержании книги нет ни времени, ни места. Роза оценил бы иронию положения.
Олег Радзинский. «Случайные жизни»
Что импонирует. Оглядываясь на череду прожитых лет, человек склонен воспринимать минувшее как судьбу. Иррациональное чувство (божественного, если угодно) предопределения защищает от боли и абсурда случившегося. Нужно обладать здравомыслием и храбростью, чтобы смотреть на свою жизнь как на ломанную кривую, узловые точки которой определялись случайными обстоятельствами. Автору «Случайных жизней» эти добродетели, очевидно, присущи.
Что смущает. Олег Эдвардович предельно самокритичен. Объясняет гражданский подвиг юношеским тщеславием. Приписывает отвагу безрассудному любопытству. Дивится тому, как рефлекторное действие, пройдя по сарафанному радио, оборачивается легендарным поступком. Но — странное дело — в итоге получается портрет совершенно безупречного героя. Единственный проступок, который заставляет автора стыдиться («стыдно до сих пор и всегда будет стыдно»), — предательские мысли (!) о спасении собственной шкуры в минуту смертельной опасности.
Что достойно сочувствия в духе любящей доброты буддистов. Лишь в одном месте в гобелене с автопортретом рыцаря без страха и упрёка обнаруживается прореха. Автор признаётся в извечной неприкаянности: «чужой среди своих, не ставший своим среди чужих». Человек, которому довелось черпать жизнь такой широкой чашей, что в неё поместились самые крайние её проявления, человек, чьих достижений хватило бы на несколько достойных биографий, вдруг сетует на то, что жил чуть ли не чужими жизнями.
Рутгер Брегман. «Человечность. Оптимистическая история вида»
Брегман при поверхностном взгляде такой же апологет оптимизма, как Пинкер, только занимательнее и короче. На самом деле это оптимисты с различными, или даже противоположными, подходами. Пинкер с упоением описывает многочисленные блага, которые обрело человечество в ходе всё возрастающего прогресса. Брегман, дипломированный историк, скептически относится к перспективам прогресса. А главное, он убеждён: всё хорошее, что есть в человеке, заложено в социальной природе нашего вида, а не в культурных нормах, которые мы усваиваем после рождения. Сведения о жестокости первобытных людей — в том числе некоторые данные, приводимые Пинкером! — на поверку оказываются ложными. Человек был добр за сотни тысяч лет до того, как возникновение сельского хозяйства положило начало цивилизации. И оставался добр последние десять тысяч лет скорее вопреки, чем благодаря цивилизации.
Я не смог отделаться заметкой об отдельной главе этой книги, и подготовил обзорную статью побольше.
Джеффри Миллер. «Соблазняющий разум», перевод Ксении Сайфулиной и Матвея Колесника
Превосходный нон-фикшен. Рекомендую всем, кого интересует «величайшее шоу на Земле» — эволюция. Изложение объемное (больше 700 страниц), но вполне доступное и часто прямо-таки блещет остроумием.
Три главных откровения, которые я получил от Миллера.
(1) Эволюция — это не только про «выживание наиболее приспособленного» (естественный отбор). Она в равной степени про «выживание наиболее привлекательного» (половой отбор). Интересно, что эти движущие силы развития всего живого, в принципе дополняя друг друга, могут вступать в противоречие. И, кажется, жизнь устроена так, что оставить потомство, передать свои гены следующему поколению важнее, чем достичь успеха в соревновании на долгожительство.
«Выживание без размножения — это эволюционное забвение. <...> С другой стороны, размножение, за которым следует гибель, всё же может вылиться в эволюционный успех.»
(2) Человеческий разум с такими уникальными способностями, как речь, юмор, моральные ценности, художественное творчество, креативность вообще — есть продукт полового отбора. Это избыточно затратное, с точки зрения естественного отбора, «украшение» лучше, чем что бы то ни было, демонстрирует нашу приспособленность потенциальным партнёрам.«Эта книга утверждает, что мы не были созданы ни всеведущим божеством, ни слепым и бездумным естественным отбором. Своим развитием мы обязаны существам, по разумности стоящим где-то посередине, — нашим собственным предкам, которые выбирали половых партнёров настолько осмысленно, насколько могли. От них мы унаследовали сексуальные вкусы — тягу к добросердечным, щедрым, креативным, умным спутникам жизни — и часть этих предпочитаемых ими признаков. Мы — результат длившегося миллионы лет генно-инженерного эксперимента, в котором наши предки отбирали генетический материал путём выбора половых партнёров.»
(3) Автор подчёркивает, что все эти самые замечательные и возвышенные проявления человеческого разума — красноречие, остроумие, доброта, щедрость, художественное мастерство — не теряют безусловной ценности оттого, что обнаруживают свою инструментальную функцию.«Если бы не было полового отбора, склонность людей к благотворительности была бы величайшей загадкой эволюции. <...> Это не значит, что люди, занимаясь благотворительностью, стремятся получить больше секса. Нет, они просто пытаются быть великодушными. Это и есть их мотивация.»2020-12-26 11:40